— Я понимаю вас, — сочувственно сказал Тони. — Итак, вы видели фото... Но Гарамалькис хотел до конца рассказать все, что накопилось в его душе.

— Четыре года назад меня проверяли в первый раз. У некоторых моих работников вышел срок, указанный на визе. С того самого случая я решил нанимать людей только с действительными визами. Таких оказалось недостаточно. Что делать? Нанимать граждан США? Черта с два! Я не могу много платить своим работникам, а американцев не прельстит такая сумма. Безработный получает больше, чем я плачу. Тогда я два месяца промучался, не зная, что предпринять. Едва не разорился. Услугами моей прачечной пользуются отели, мотели, рестораны, парикмахерские... Им следует доставлять белье в точно назначенный срок. Если я нанял бы опять мексиканцев, прачечная бы закрылась.

Фрэнку надоело выслушивать признания хозяина. Он уже собирался прервать его, когда Тони положил ему руку на плечо, успокаивая раздражительного друга.

— Я понимаю, — продолжал Гарамалькис, — когда иностранцы без документов не получают пособия, но мне совершенно непонятно, зачем высылать тех, которые выполняют здесь низкооплачиваемую работу. — Он вздохнул, еще раз взглянув на снимки Бобби Вальдеса. — Да, я его знаю.

— Мы слышали, он работал здесь?

— Да.

— Когда?

— В начале лета. Кажется, в июне.

— Как раз после исчезновения из-под надзора, — сказал Фрэнк Тони.

— Как он назвался? — спросил Тони у хозяина.

— Жуан.

— Фамилия?

— Не помню. Он работал чуть больше месяца. Посмотрю в книге.

Гарамалькис спустился вниз и повел их через весь зал, окутанный паром, мимо гудящих машин, и нашел нужную книгу. Бобби был записан под именем Жуана Масквези.

— Он объяснил, почему уходит от вас?

— Нет.

В книге был записан адрес: Ла-Бреа авеню.

— Если мы не найдем там Масквези, — сказал Тони, — нам придется вернуться и поговорить с работниками.

— Как хотите, — ответил Гарамалькис, — только это будет не просто сделать.

— Почему?

— Многие из них не знают английского.

Тони улыбнулся и сказал по-испански:

— Я с детства знаю испанский.

— О! — удивился Гарамалькис.

Уже в машине Фрэнк сказал:

— Тебе лучше удалось поговорить с ним, чем мне.

Тони удивил этот комплимент. Впервые за три месяца работы Фрэнк признал себя побежденным.

— Я хотел бы кое-что у тебя перенять, — продолжал Фрэнк. — Не все, конечно. Мой метод все-таки лучше срабатывает. Но время от времени сталкиваешься с такими типами, из которых так просто ничего не вытрясешь, а тебе они все выкладывают в пять минут.

— Этому не сложно научиться.

— Нет. Ты знаешь, как подойти к человеку. У меня не получится.

Фрэнк помолчал. Они остановились перед красным сигналом светофора.

— То, что я тебе скажу, тебе, наверное, не понравится.

— Ну, говори.

— Я насчет той женщины.

— Хилари Томас?

— Да. Она тебе понравилась, правда?

— М-м. Да-а.

— Я так и знал. Ты на нее глаз положил.

— Нет. Она красива, но я не...

— Не виляй. Я заметил, как ты на нее смотрел.

Загорелся зеленый. Минуту они ехали молча. Наконец Тони сказал:

— Ты прав. Но Хилари Томас... не похожа на других. Она роскошная женщина, это правда, но разве ты не почувствовал, как она умна?

— Я обратил внимание только на внешность, — ответил Фрэнк, — но ее ум оставил меня равнодушным.

— Фрэнк, она не лгала.

— Ты слышал, что сказал шериф?

— Ее история — это не выдумка. Конечно, попав в такую ситуацию, напуганная до смерти, она могла принять за Фрая кого-то другого.

Фрэнк прервал его:

— Твое новое увлечение не оправдывает того, что ты сделал вчера.

Тони смутился.

— А что я сделал?

— Следовало бы поддержать напарника в такой ситуации.

— Не понимаю.

Лицо Фрэнка вспыхнуло от злости. Он отвернулся.

— Вчера ты несколько раз становился на ее сторону.

— Фрэнк, я не хотел...

— Ты постоянно мешал мне.

— Мне показалось, ты был грубоват вчера.

— Мог бы хоть иначе это делать. Намекнуть, моргнуть, что ли. Ты же то и дело встревал. Рыцарь выискался.

— Ее следовало поддержать: для нее это была настоящая пытка.

— Черт! — разозлился Фрэнк. — Какая пытка, когда она все сочинила.

— Я не согласен с тобой.

— Конечно, если думать не головой, а задницей.

— Фрэнк, ты не прав.

— Если я так груб, то почему ты не стал вести допрос?

— Я тоже задавал вопросы. Господи! — вышел из себя Тони. — Когда ты звонил. И потом, когда она беседовала с журналистами, почему ты мне ничего не сказал?

— Не думал, что ты станешь слушать. К тому времени ты уже по уши влюбился в нее и стоял с открытым ртом, слушая, что она говорит.

— Но в отличие от тебя я не даю свободы личным чувствам.

— Что?

— Всегда, когда в деле замешана женщина, ты стараешься запугать ее, выложить перед ней самую неприятную информацию. И делаешь это с нескрываемым наслаждением.

— Я выполняю свой долг.

— Говорить с потерпевшими, особенно с женщинами, можно и помягче.

— Как ты, — ухмыльнулся Фрэнк.

— Только что ты признался, что и в нашей работе есть достоинства.

Фрэнк промолчал.

— Фрэнк, если ты не ужился с женой, то это не значит, что все женщины достойны презрения.

— Я их не презираю.

— Может быть, не сознательно, но подсознательно...

— Только не забивай мне голову фрейдистским дерьмом.

— Ладно, — ответил Тони, — но я отвечаю обвинением на обвинение. Если я вел себя непрофессионально, то и ты оказался не на высоте.

Фрэнк свернул на Ла-Бреа авеню.

Несколько минут прошли в молчании.

Наконец, Тони улыбнулся:

— Несмотря на недостатки, ты чертовски хороший полицейский.

Фрэнк удивленно уставился на него.

— Между нами постоянно возникают разногласия, — пояснил Тони. — Возможно, мы не сошлись характерами и нам придется работать отдельно, но, как детектив, ты замечательный парень.